Рассказ о моторе

На Двине было спокойно, за лесом высокого правого берега садилось солнце. Вдруг река сделалась полосатой — золото солнечных лучей чередовалось с черными тенями деревьев. Контрасты освещения были настолько сильны, что мы почти ослепли. К счастью, такая игра света и тени продолжалась не долго. Я предложил остановиться на ночлег на месте нашего старого лагеря, но все запротестовали: захватило особое любопытство, свойственное всем плывущим по незнакомой реке — а что за следующим поворотом, а за следующим, а еще дальше? За первым же поворотом все растворилось в фантастическом мерцающем розовом тумане — ни чего не видно. Я сбавил ход «Казанки», потом остановился вовсе. Течением поволокло нашу связку вниз. Тут заработал отдохнувший Голубой мотор Москва, и мы поменялись с Секретарем местами. Розовое наваждение внезапно кончилось, лодки были расцеплены, и караван наш двинулся вперед. За следующим поворотом река вдруг разделилась на несколько рукавов. Мы решили идти к левому берегу, поскольку река делала поворот вправо. Через несколько мгновений наша лодка прочно сидела на мели. Экипаж «Казанки» не понял, в чем дело — они застряли, не дойдя метров пяти до нас. Садилось солнце, звенели комары.

Всем, кто застрянет под вечер на этих мелях, я рекомендую ночевать на левом берегу чуть ниже первого острова — здесь удобно выходить на берег, много сушняка.

На утро мы двинулись дальше и благополучно миновали все препятствия. Правда, «казанцы» все же сорвали шпонку, но в этом они виноваты сами. Шкипер, не умеющий плавать, не был достаточно решителен и полагался на советы Студента. Студент понимал толк в речном деле, прекрасно умел плавать и по молодости лет был не прочь рискнуть, но забыл дома очки, а без них ему мерещилось всякое, и он часто давал противоречивые указания своему шкиперу. Студентка тоже вносила свою лепту в выбор пути. А так как шкипер, зная о близорукости Студента, боялся точно следовать его советам и прислушивался к словам Студентки, то происшествие со шпонкой нетрудно объяснить. Когда мы с Учителем заметили, что «Казанка» отстала, я решил повернуть назад. Тут мне не хватило ширины реки для разворота. Мы неудачно поставили мотор, прилив для установки дистанционного управления некстати уперся в край выреза на корме, и крутой разворот мне не удался. Совершил я и еще одну ошибку — не так вошел в поворот, как это делают местные водители. Они, идя против течения, обычно разгоняют лодку, делают небольшой контрразворот, сбавляют газ, потом круто перекладывают румпель в нужном направлении и резко увеличивают обороты. В этом случае быстрое течение реки помогает развороту, и лодка оборачивается почти «на пятке». Впоследствии я овладел этим приемом и даже умудрился сходу развернуть лодку в пороге близ д. Миловиды, а сейчас налетел на камни и сорвал шпонку, хотя река здесь была шириной с Мойку у Пецческого моста в Ленинграде.

Мы поставили мотор как нужно, сменили шпонку и пошли дальше. Небольшие пороги, или по местному «забора», возле камня «Рудаки» нам не доставили неприятностей, но «казанцы» и здесь сорвали шпонку — шкипер чуть отклонился от нашего курса, испугавшись, что идет слишком близко к правому берегу. Потом он ссылался на логику, что-де мель должна была быть по всем законам левее, но вольно же было ему не доверять опыту местных рыбаков, на корме у которых я почти повис.

Далее наш путь был почти приятен. Учитель выполнял обязанности впередсмотрящего, вспоминая по ходу дела наставления, полученные перед отходом. Я с железной стойкостью следовал его указаниям и не обращал внимания на появляющиеся подозрительно близко «бруи» от камней, сидящих под водой, и «усы» от надводных препятствий. На «Казанке» же стоял шум и гам. Экипаж ее все время ссорился, подвергая сомнению правильность выбранного нами пути, которым предлагалось следовать и им. Они выдвигали собственные варианты курса—не менее трех сразу и обязательно полностью противоречащих один другому. Это стоило им еще пары шпонок. Что
касается нас с Учителем, то мы шли без поломок, а узкость возле острова «Баран» прошли так лихо, что только потом я подумал, что не стоило здесь идти на полном газу.

В середине дня мы достигли деревни Кресты с ее знаменитыми порогами, различные части которых в старинной литературе носят названия: Горошки, Браты, Брод и Выдра. Раньше эти пороги именовались Родительскими (именно так их называл стольник Максим Цызырев, тайно обследовавший Двину от Витебска до ее истоков), а теперь — просто Крестовскими. Стольник выполнял явно шпионское задание — почти все течение Двины находилось тогда в руках Польши, а Петру I в стратегических целях были совершенно необходимы сведения об этой реке. Вот и пришлось славному стольнику в 1701 году заниматься таким деликатным делом.

Западная Двина по порожистости когда-то занимала третье место после Меты и Днепра среди рек европейской части России, а с по стройкой Днепрогэса вышла на второе. Крестовские пороги не самые выдающиеся, но в верхнем течении, несомненно, самые тяжелые. Неудивительно поэтому, что все остановились перед порогами, чтобы осмотреться и получить дополнительные указания у местных знатоков. Советы знатоков, увы, были малопонятны, к тому же несколько противоречивы. Мы решились идти через пороги — их вид не обещал, как нам казалось, слишком драматических ситуаций, а кроме того, «люди ведь ходят». Хватило нашей решимости лишь на одну попытку. В узкости шириной метра три, между огромными камнями, среди кипящей воды обе наши лодки лишились хода и управления и были позорно вынесены из порога. Самый трудный участок мы обошли вдоль правого берега: где на веслах, где бечевой, где на шестах, предусмотрительно похищенных Учителем на сплавном рейде в Горянах. Жители Крестов насмехались над нами, глядя с берега. Отметим, однако, что никто не сел к нам в лодки, чтобы указать правильный путь.