Встреча с барком "Памир"

Катера и Яхты, №154, 1992 год

Моя карьера началась, когда мне исполнилось двенадцать. Вместе с Шуркой Редовским, одноклассником по реальному училищу, летом мы нанялись караулить яхты — «Гитану» и «Ксению», стоящие на 19-м километре. За это, когда яхты выходили в Амурский залив, разрешалось работать на кливер-шкотах.

Наконец нам удалось раздобыть маленький старый швертбот. Мы отремонтировали его, назвали «Пионер», и уже сами ходили по заливу.

За год до моего поступления в морской техникум, в самом конце лета, едва не случилась беда. Налетевший шквал положил наш «Пионер» на воду, мачта сломалась. По счастью, глубина была небольшая, мы с Шуркой сумели поставить швертбот на киль, даже уложили в него остатки мачты и паруса, кое-как прибуксировали свой парусник и берегу. Но больше на нем уже не выходили, и дальнейшая судьба «Пионера» нам неизвестна, так как весной я ушел в море, а Шурка уехал из Владивостока.

В дальнейшем, где бы и в какой должности я не плавал, вооружал иногда один из судовых ботов и ходил под парусами при всяком удобном случае. Бывая в отпуске, пользовался тем, что всегда находились знакомые в яхт-клубе флота: ходил на «Драконе» или на «Фолькботе» и, как правило, в одиночиу.

Еще до начала самостоятельных плаваний я часто бродил по владивостокскому порту, бывал то на русских, то на иностранных пароходах, но более всего любил лазать по шхунам. Их было много в те времена: и наших, и японских. Мечтал о дальних плаваниях на романтических парусниках всегда, но так сложилась морская судьба, что именно под парусами ходить на больших судах так и не довелось.

Когда я учился в морском техникуме, «мореходов» на первую практику обычно посылали на учебный корабль «Товарищ».

Однако нашу группу направили на сторожевой корабль «Воровский» морских сил Дальнего Востока. Это, насколько помню, очень нас всех огорчило. После второго курса я сделал попытку устроиться матросом или хотя бы юнгой на трехмачтовую шхуну «Россинант» — великолепное судно американской постройки, блестевшее множеством медяшек и золотыми шарами на клотиках стройных стенег. Но капитан шхуны Яровенко меня по какой-то причине не принял. И я снова очень огорчился.

Окончив техникум, ушел четвертым помощником на «Свирьстрой». Когда после плавания по европейским портам мы стали на ремонт в Керчи, туда зашла баркентина «Вега» — учебное судно ростовского училища. Тогда-то я впервые побывал на борту настоящего и сравнительно крупного парусника. Затем как-то в Одессе встретили «Товарища», но побывать на нем не пришлось, так как он на следующий же день ушел в море. Этим мои довоенные встречи с большим парусом и ограничились.

Сразу после окончания войны, уже в зрелом возрасте, я был старшим помощником у моего друга Всеволода Банковича на «Дальстрое». Мы зашли в Ванкувер за пшеницей. На другой день смотрим — в залив втягивается огромный четырехмачтовый барк. На носу надпись — «Памир». Да ведь это один из серии знаменитых немецких кораблей, названия которых начинаются на «П»! Мы знали, что он как трофей попал к англичанам и плавает на линии Австралия — Канада.

«Памир» ошвартовался рядом. Ну как не попытаться побывать на нем! На другой же день я и несколько наших матросов отправились на парусник.

Англичане встретили приветливо. Капитан — мистер Чемпион, молодой человек, стройный и высокий, в морской тужурке и сапогах, пригласил меня в каюту.

Мои матросы, никогда не бывавшие на пятидесятиметровой высоте, в сопровождении «памирцев» тут же разбежались по мачтам. Я тоже спросил у капитана разрешения войти на рангоут. Он любезно предложил мне снять чистый пиджак, чтобы не запачкаться в тире, и дал свой рабочий свитер.


Мы поднялись на палубу, и я решительно направился к фок-мачте по левому борту, но капитан показал вверх — на реи. Я понял: они обрасоплены на левый борт, значит, подняться на них можно только справа. Я легко побежал наверх по правым фока-вантам и даже на марс проник не через вырез в площадке, а как лихой моряк, снаружи — вошел по путеис-вантам. Капитан следовал за мной. Фока-ванты были пологи, но когда я добрался до стень-вант, которые почти вертикальны, то начал испытывать явное напряжение. Капитан, видимо, заметил это, стал спрашивать: все ли в порядке, хорошо ли я себя чувствую! Я уже помедленнее лез наверх, отвечая: «Да, сэр, в порядке!»

Когда же добрался до салинга, оказался на высоте не меньше 35 метров от палубы и увидел вместо вант узкий вертикальный шторм-трап, по которому надо было лезть вверх еще метров 15. Признаться, начал трусить. Но решил: лучше сорвусь, разобьюсь насмерть, чем покажу англичанину, что трушу.

А снизу слышалось — все ли в порядке!

И я по-прежнему отвечал: олл райт, йес, сэр!

Наконец передо мной самый верхний — бом-брам-рей, «баба-фига», как по-старинному называл его Дмитрий Афанасьевич Лухманов в «Соленом ветре». Я решительно ступаю на перты правого фока и иду на конец рея. Подо мною Ванкувер. А бак кажется таким маленьким и узким! Состояние приподнятое. Хорошо!

Думаю, как же матросы в море, на качке работают здесь! Правда, у них пояса с карабинами, которыми они страхуют себя, зацепившись за леер рея. А у меня карабина нет. И потом они в сапогах, а я в полуботинках.

Мистер Чемпион, стоящий на трапе брам-стеньги, уже не спрашивал о моем самочувствии, так как видел, что я вполне «олл раит».

Когда спустились и пришли в его каюту, он пригласил отобедать. Подали гороховый суп, жаркое и салат. За обедом капитан с грустью сказал, что у парусников-англичан есть поговорка — морская вода и машинное масло не смешиваются. Он с радостью сменил бы этот великолепный барк на плохонький пароход. Тяжело плавать под парусами, но делать нечего, нужда заставляет. Где сейчас найдешь капитанское место! Несмотря на жестокую безработицу среди моряков, на «Памир» очень трудно найти хороших смелых матросов. Молодые не идут — плавать на барке адски трудно...

После обеда капитан проводил меня до трапа. Через несколько лет я узнал, что англичане вернули «Памир» немцам и он снова плавал как учебный корабль и трагически погиб в Атлантике во время урагана.

Под нашим флагом до сих пор плавают замечательные «сверстники» этого корабля — «Седов» и «Крузенштерн». Когда вижу на снимках или по телевизору высокие мачты, одетые парусами, невольно вспоминаю встречу с «Памиром», хотя было это уже сорок два года назад.

П. КУЯНЦЕВ, капитан дальнего плавания