Камни реки Чусовой. Путешествие на катере

Вечером штурман деловито доложил, что за первый день пути мы прошли без малого два километра.

По Чусовой плывут на байдарках, лодках всех видов и типов, понтонах, плотах, автомобильных камерах, бочках, корзинках, но никто не отваживается идти летом на катере. И теперь-то нам ясно, почему знающие люди в бассейновой инспекции смотрели на нас с состраданием и клали голову на плаху, утверждая:

— Рубите, — на катере не пройти!.. Однако мы накапливали опыт не по дням, а по часам, и на следующий день прошли уже в четыре раза больше—целых восемь километров. К вечеру второго дня четко оформились и обязанности каждого. Функции капитана, рулевого и главного моториста выполнял конструктор и строитель «Урала». Вакантную должность штурмана как-то незаметно захватил владелец путеводителей. Затем утвердили кандидата и на важную должность лоцмана, который обязан был мерять глубину и докладывать о мелях и наиболее опасных камнях. Четвертый член экипажа, ранее бывавший на Чусовой и потому смотревший на нас свысока — глазами старого морского волка, снисходительно согласился держать ручку газа, за что получил звание 2-го механика, хотя в моторе не разбирался абсолютно.

Проходя мимо ближайшей турбазы, мы все-таки обзавелись парой обычных весел. Хотя они практически помогали мало, но стало как-то веселее.

Как известно, Чусовая изобилует перекатами, причем глубина на них в большинстве случаев такова, что можно с берега на берег свободно перебрести в галошах. Между перекатами— тихие, задумчивые плесы, глядя на которые невольно начинаешь умиляться. Здесь глубина, прямо-таки бездонная: во всяком случае можно отыскать места, где, пожалуй, есть опасность зачерпнуть через край болотным сапогом.

Прохождение перекатов выглядело примерно так.

Как только на зеркальной глади показывалась серебристая полоса очередного переката, все начинали пристально всматриваться, пытаясь определить, где проходит наибольшая глубина. Сидящий на носу катера лоцман, потыкав палкой (той самой) в каменистое дно, поворачивался и, стараясь перекричать шум мотора, сообщал:

— Мелко! Лучше идти к правому берегу!

Штурман, уткнувшись в путеводитель, возражал:

— А здесь написано: к левому!

Чтобы не ронять авторитет лоцмана, но и не ставить под сомнение рекомендации признанных авторов, капитан выруливал на середину и, как только первые камни начинали скрести днище, командовал в теплую темноту трюма:

— Меньше ход!

Там, внизу, среди рюкзаков с острыми углами, скрючившись, сидел 2-й механик. Хотя он (в нашем случае — она) и относился к сложному искусству судовождения с непростительным пренебрежением, но твердо усвоил, что если потянуть ручку газа на себя, будет больше шума и дыма, а если подать до отказа вперед, двигатель заглохнет, первозданная тишина станет колоть уши, Он безропотно выполнял приказ, но к тому времени, когда газ сбрасывался, мы, как правило, уже садились на мель носом. Лоцман прыгал в воду, нос подвсплывал, катер, подталкиваемый быстрым течением, усаживался на камни плотнее—гуже всем килем. Начинались пешеходные промеры глубин вдоль и поперек переката. Чаще всего бывало, что глубокого места обнаружить не удавалось вообще. Тогда еще один член экипажа лез в воду и катер, приподнимаемый с носа и кормы, царапая днищем, перетаскивался через перекат.