Робин Грэхем продолжает кругосветное путешествие

Был июль — середина зимы в южном полушарии погода все время ухудшалась («Дав» был последней яхтой, вышедшей из Кейптауна в этом году), и юго-восточные пассаты, которые должны были понести меня через океан, постепенно перемещались к северу, как это обычно бывает зимой. Теперь придется плыть шесть-семь дней на северо-запад, чтобы поймать пассаты. Но устойчивый NW никак не давал отчалить. И вот однажды, когда мы гуляли по пляжу, ветер вдруг круто зашел к северу. Я вышел так быстро, что Патти не успела собрать все свои вещи, но, конечно, захватила с собой мою расческу и единственную шариковую ручку, так что весь рейс я причесывался деревянным гребнем-сувениром, а записи в журнале вел карандашом.

Всю первую неделю я не смыкал глаз по ночам. Дело в том, что с закрытием Суэцкого канала суда стали ходить вокруг Африки, и многие шли из Кейптауна 300—400 миль тем же курсом, что и я, прежде чем разойтись по своим маршрутам в Европу или Америку. За шесть дней мимо меня прошло 54 судна. На мачте «Дава» был установлен радиолокационный отражатель, но не стоило надеяться, что все вахтенные будут достаточно внимательны.

На седьмой день суда исчезли. Я удалился от Кейптауна на 700 миль — неплохо, более ста миль в сутки. А следующим утром я поймал юго-восточные пассаты. Погода стояла - отличная Я просыпался на заре и, пока каюта не взгревалась, валялся на койке с книгой. Когда солнце поднималось градусов на 15, я брал в руки секстан и пару раз проверял правильность курса, смотрел на лаг, вычислял свое местоположение. Затем готовил себе завтрак. Странное дело, в море стал пропадать аппетит, я ел вдвое меньше, чем на суше. Трапеза в одиночку не доставляла никакого удовольствия.

Я часами сидел у радио. Не для разговоров — в радиус действия моего передатчика редко кто попадал, судов вокруг почти не было, а просто чтобы слышать голоса других. Когда я не мог поймать программу на английском, слушал любую, на любом языке, слушал человеческую речь.

Чтобы разогнать тоску по людям, я всегда старался найти себе какое-нибудь занятие — на яхте постоянно нужно было что-нибудь починить, почистить, постирать, по это не всегда помогало. Все чаше находили приступы апатии, полнейшего безразличия. Однажды, когда я черпал ведром забортную воду (я ежедневно несколько раз окатывал себя морской водой), ручка оборвалась, ведро упало за борт и стало медленно удаляться. Другого ведра на борту не было, но прошло несколько минут, прежде чем я сумел заставить себя встать, привестись к ветру и в лавировку пойти в погоню. Подобрать ведро ничего не стоило, так как борт «Дава» возвышается над водой немногим более чем на полметра.

Каждый новый день ничем не отличается от предыдущего, и я почти не подхожу к магнитофону. Записи в вахтенном журнале предельно лаконичны. 25 июля — одно слово: «Судно!» Я не видел их уже педелю. 27 июля — две фразы: «Исполнилось ровно три года с начала плавания. Пересек Гринвичский меридиан».

30 июля на горизонте показался остров Св. Елены, но я и не думал заходить туда, единственное мое желание—быстрей пересечь океан.

«За кормой 1700 миль, до острова Асенсьон осталось еще 700. Сегодня потерял хронометр и запаниковал — без него вся моя навигация полетит к черту. Позже нашел его среди продуктов. Понятия не имею, как он туда попал...

Через несколько дней я снова увижу люден. Но задерживаться на острове не буду, наберу воды и продуктов, и дальше».

Назавтра монотонность существования была нарушена, но я предпочел бы обойтись без подобных развлечений. Я упал за борт.

Вытягивая лаг, я вдруг потерял равновесие. Слава богу, успел схватиться за флюгер подруливающего устройства и окунулся в воду только до пояса. Залез обратно, отошел подальше от кормы и долго не мог прийти в себя. Это было гораздо опаснее, чем падение за борт в Индийском океане. Тогда яхта почти не двигалась, а сейчас ее ход был около шести узлов, и, хотя на мне была моя «сбруя», я вовсе не уверен, что сумел бы подтянуться к быстро удалявшемуся судну.

5 августа, через 23 дня после выхода из Кейптауна, я бросил якорь у Асенсьона, пополнил запасы и пошел дальше. За две недели не произошло ничего — ровным счетом ничего! — о чем можно было бы упомянуть. Вот тут и задумаешься, что лучше: бесконечная лавировка или бесконечная скука при попутном ветре?

21 августа открылся остров Фернандо де Норона — едва различимый пик на горизонте. Остров лежит недалеко от Бразилии, так что можно было считать, что Атлантику я пересек. Теперь надо пройти 1600 миль вдоль южноамериканского побережья, и я буду в Суринаме. Начало чувствоваться попутное прибрежное течение, теперь я проходил по 180 миль в сутки.

"Через четыре дня пересек экватор — второй раз за три с лишним года. Отпраздновал это событие тем. что залез в каюту и как следует выспался, положившись на подруливающее устройство. Скорость течения достигала трех узлов, так что «Дав» делал не меньше восьми, но поспать было необходимо — завтра я должен оказаться в районе, часто пересекаемом судами, по ночам опять придется бодрствовать.

Когда 2 сентября «Дав» приближался к Парамарибо — столице Суринама, я просмотрел свой журнал и пришел в ужас, вдруг осознав, что такое 22300 миль, которые я, судя по показаниям лага, оставил позади. А ведь это еще не все, впереди Барбадос, Карибское море, Панамский канал. Галапагосские острова и только потом — дом, Гаваи. Но с «Давом, боюсь, придется расстаться. Даже в шестнадцать лет мне было в его каюте тесновато, а за эти три года я несколько подрос, каюта же, увы, осталась прежней. Кроме того, как ни горько об этом говорить, я перестал доверять своей яхте. Зная все ее недостатки, количество которых постоянно увеличивалось, я просто не верил, что она выдержит очередной сильный шторм. Чтобы закончить путешествие, мне нужна будет другая яхта, пусть не новая, но надежная, длиной метров, десять. Может быть потом эта яхта станет для нас с Патти первым домом.