Лодки  Моторы Прицепы Обучение Книги Форум Объявления Ещё


Motorka.org » Книги

В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря


Обнаженные нервы

В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря
«Соло» Размеренно бежит на запад под двумя стакселями, поставленными на бабочку.
(Прим. Здесь и далее рисунки автора)

Вот уже целую неделю на моем корабле царит мир. Такая благодать нечасто выпадает на долю мореплавателя, рискнувшего пуститься через океан под парусом. Ветер и море быстро несут мою яхту в бережных материнских объятиях туда, где лежит Антигуа. Море утешает, но море внушает и благоговение. Я знаю его, как старого друга, но оно капризно и полно неожиданностей. Я удобно устраиваюсь на юте своей яхты, ощущая всем телом, как идущие правильной чередой волны подбегают сзади, плавно приподнимают судно на три-четыре фута, прокатываясь под днищем, а затем мягко опускают его вниз, убегая вдаль к покачивающейся впереди линии горизонта. Бриз шелестит страницами моей раскрытой книги, а солнце тем временем покрывает мне кожу бронзовым загаром и выбеливает волосы.

В прошлые века множество «гончих океана» — огромные клиперы, китобойные шхуны, быстроходные тендеры с полными трюмами чернокожих рабов — крейсировали по этому пути, пролегающему от Канарских островов к берегам Карибского моря. Как белое облако, неслась надутая пассатом громада парусов, высоко взнесенная на стройных мачтах — брамселя, лисселя, топселя, — поднято все и полно ветром! Потрескивание рангоута на яхте и жужжание автопилота смешиваются со звуками ветра и складываются в музыкальную фантазию, рожденную из притопывания матросских ног, отплясывающих хорнпайл под мелодию концертино.

«Соло» размеренно бежит на запад под двумя стакселями, поставленными на бабочку. За кормой далеко тянется пенный след кильватерной струи. Я читаю, пишу письма, кропаю разные истории, рисую картинки с изображением франтоватого морского змея в галстуке-бабочке и транжирю в невероятных количествах кино— и фотопленку, снимая море, маневры яхты, солнечные закаты. Набиваю себе брюхо жареным картофелем, луком, яйцами, сыром и разными крупами: манкой, овсяными хлопьями, просом. Занимаюсь гимнастикой — подтягивания, отжимания — и йогой — выпады, изгибание и растягивание тела в ритме раскачивания палубы под ногами. Напоминающее паутину сплетение рангоута и такелажа удерживает развернутые паруса, подставляя их ветру. Одним словом, я и мое судно находимся в отличной форме. На этот раз у нас выдалось на редкость спокойное и благополучное плавание. Если фортуна от меня не отвернется, то я достигну намеченной цели не позднее 25 февраля.

Но 4 февраля ветер вдруг усиливается и начинает посвистывать в снастях. По всему заметно, что собирается буря. Над головой постепенно раскидывается сплошной облачный покров. Вокруг вздымаются и уже обрушиваются волны. Мне совсем неохота расставаться с мирным покоем, и я взываю к небу: «Ладно, давай уж тряхни меня, если это так необходимо, но только закругляйся побыстрее!»

Мой кораблик продолжает резать поднимающиеся на его пути водяные холмы, которые прямо на глазах превращаются уже в небольшие горы. Поверхность моря, еще недавно искрившаяся светом, теперь отражает хмурое и темное небо. Каждая волна, через которую мы переваливаем, поспешая вслед заходящему солнцу, с шипением норовит плюнуть в нас пеной и обдать брызгами. С помощью электрического авторулевого «Соло» более или менее точно удерживается на курсе. Перекладывающий руль моторчик непрерывно и назойливо гудит, потому что работы у него сейчас невпроворот. Невзирая на случайные каскады обрушивающейся на палубу воды, я еще не испытываю особенных неудобств. Даже устраиваю шуточное представление перед объективом своей кинокамеры: демонстративно откусив большой кусок от жирной колбасины, заявляю квакающим а-ля Джон Сильвер голосом: «Как видите, корешки, погодка у нас тут что надо. Кабы еще ветерку прибавить, было бы совсем хорошо». После этого номера я переползаю на бак и запихиваю в парусный мешок один из стакселей. Струи холодной воды льются мне за шиворот и текут по рукам под мышки.

По мере приближения сумерек небо все гуще темнеет. Когда «Соло» проваливается в ложбины между волнами, солнце ныряет за горизонт. Нырок, еще нырок, и вот оно окончательно тонет на западе. «Соло» продолжает прокладывать путь сквозь ночной мрак. В темноте кажется, что ветер и волны еще больше набирают силу. Теперь приближающиеся волны уже не видны заблаговременно — они возникают у борта совершенно внезапно, яростно бьют по корпусу и исчезают во мраке, окутавшем весь мир, раньше, чем я успеваю осознать полученный удар.

Мое судно и его капитан знают друг друга уже больше десяти тысяч миль и полтора трансатлантического перехода. Нам доводилось бывать и в худших переделках, намного худших. Если погода вконец разладится, то можно применить штормовую тактику: уменьшить парусность и привестись круто к ветру или увалиться на фордевинд. Лоция обещает для этой части Атлантики в феврале минимальное число штормовых дней. Ветер при этом, как указано в той же лоции, может разгуляться баллов до семи достаточно для того, чтобы взъерошить волосы и обеспечить купание на палубе, по отнюдь не достаточно, чтобы причинить серьезные неприятности. Пустяки. Примерно через пару недель я уже буду валяться на пляже под жгучим карибским солнцем, попивая холодный ромовый пунш, а мой «Соло» будет мирно покачиваться неподалеку со свернутыми парусами.

К счастью, мне редко приходится вылезать на палубу: только если надо взять рифы на парусах или сменить стаксель. На моей яхте имеется внутреннее рулевое управление и центральный пульт информационных приборов. Я располагаюсь под плексигласовой крышкой люка, которая очень походит на коробчатый фонарь кабины реактивного самолета. С помощью внутреннего румпеля отсюда можно удерживать курс, а вытянув руку через открытую дверцу люка, можно добраться до установленных у бортов стопоров и лебедок, если нужно подрегулировать настройку парусов и одновременно весть наблюдение. Кроме того, я могу заглянуть в карту, лежащую передо мной на столе, могу говорить по рации, установленной сбоку, а могу и приготовить себе что-нибудь на камбузной печке и все это не сходя с места. Не смотря на то что «Соло» постоянно упражняется в акробатических номерах, в каюте сохраняется относительно приемлемый уровень комфорта. Если не считать, что на меня иногда дождем льется вода, просачивающаяся через неплотности люка, у меня в общем-то сухо. Приближается шторм, и воздух в каюте так насыщен влагой, что трудно дышать, но крытое лаком дерево внутренней обшивки тепло отсвечивает при мягком освещении. В рисунке древесных волокон проступают контуры животных, людей, и в этом обществе я уже не один, на душе становится спокойнее. Немного горячего кофе, с великой ловкостью перелитого из качающейся чашки в рот, согревает меня, глаза перестают слипаться. Мой несокрушимый желудок, сделанный из какого-то не подверженного коррозии, детонации и иным воздействиям сплава, совсем не жаждет сесть на диету из сухарей; напротив, я наедаюсь до отвала и с удовольствием планирую праздничный обед по случаю собственного дня рождения, предстоящего через два дня. Не имея в своем распоряжении духовки, я не могу, конечно, испечь торт, но рассчитываю угостить себя порцией блинчиков с шоколадом. Я приготовлю прибереженную для торжественного случая консервированную крольчатину в соусе кэрри, презрев предрассудок французов, будто бы одного упоминания о кроликах достаточно, чтобы на судно обрушились всяческие несчастья.

Хотя в своем плавучем гнездышке я и чувствую себя в безопасности, но шторм впервые за целую неделю напомнил мне, что надо соблюдать осторожность. Ведь в каждой прокатывающейся вдоль борта десятифутовой волне содержится столько тонн воды, что лучше и не считать. На палубе и в такелаже свищет ветер. Иногда «Соло» получает пинок под зад и бросается носом к ветру, как будто желая разглядеть обидчика. При этом стаксель выходит из ветра и полощется с оглушительным шумом, но тут же наполняется им, когда «Соло» уваливается на свой курс. Перед моим мысленным взором мгновенно встает призрак бродячей волны-убийцы. Высота такой волны, порожденной сложением двигающихся в разных направлениях или с разной скоростью волновых пиков, может вчетверо превышать средний уровень наблюдаемого волнения; она вполне способна швырнуть «Соло», как детскую игрушку. Не менее опасно и совпадение волновых впадин, когда образуется настоящий каньон, в который мы могли бы ухнуть, как в горное ущелье. Нередко подобные аномалии приходят с какой-нибудь совершенно неожиданной стороны, внезапно являя вашему взору настоящую пропасть с отвесными стенами, в которую водопадом низвергаются гигантские потоки.

Шесть месяцев тому назад неподалеку от Азорских островов «Соло» рухнул именно в такой каньон.

Раздался чудовищный грохот, небо над головой исчезло, и ничего, кроме мутной зелени, не стало видно сквозь прозрачный палубный люк. Правда яхта немедленно выправилась и мы продолжили движение своим курсом, но тряхнуло нас основательно. Книги и секстант перелетели через высокую планку и, свалились с полки, с такой силой грохнулись на штурманский стол, что в щепки разбили его ограждающие бортики. А ведь вместо стола они вполне могли угодить мне по физиономии. На этот раз мне повезло, но впредь нужно быть осторожнее.

Катастрофа в море может произойти в любой момент, без всякого предупреждения, а может случиться и спустя долгие дни, наполненные страхом и ожиданием. Это не обязательно бывает в разгар свирепого шторма; беда способна разразиться и среди полного затишья, когда море гладко и ровно, как стол. Несчастье может обрушиться на моряка и в бурю, и в штиль, но море посылает его вовсе не из ненависти или презрения. Оно не ведает ни ярости, ни гнева. Но оно никогда не протянет вам и дружеской руки помощи. Оно просто существует — огромное, могучее, равнодушное. Его равнодушие не вызывает во мне раздражения, и меня не смущает мысль о собственной ничтожности в сравнении с ним. Скорее наоборот — это одна из главных причин, побуждающих меня поднимать свой парус: благодаря общению с морем как никогда остро воспринимается незначительность в этом мире и меня самого, и всего человечества.

Я смотрю, как бурлящий фосфоресцирующий след моего «Соло» расходится среди кувыркающихся волн, и задумчиво бормочу: «Бывает и хуже». И тут я слышу голоса из прошлого: «Всякий раз, когда ты произносишь эту фразу, дела неизменно меняются к худшему». Тогда я начинаю размышлять над приведенными в лоции данными, рассчитанными путем усреднения сообщений множества судов. По-видимому, средние показатели, характеризующие силу штормовых ветров, действительно занижены и искажают истинную картину. Надо думать, капитан, получив предупреждение о том, что где-то начинается шторм, вовсе не спешит направлять свою посудину в самый центр урагана, чтобы глотнуть там свежего воздуха. Так что мне, как видно, предстоит пережить несколько малоприятных денечков.

На всякий случай я проверяю свое снаряжение, чтобы привести все в полный порядок или хотя бы предусмотреть все, на что способна моя дурная голова в бурном море. Я осматриваю корпус яхты, палубу, переборки, оборудование каюты и все крепления, на которых держится моя деревянная табакерка. Чайник наполнен водой для заваривания кофе или приготовления лимонада. Изрядный кусок шоколада лежит под рукой, рядом с рацией. Основные приготовления закончены.

Сейчас примерно 22.30 по гринвичскому времени. Полная луна неподвижно белеет в небесах, безразлично взирая на бушующее море. Если станет хуже, то мне придется спуститься поближе к экватору. А сейчас делать больше нечего, и я отправляюсь вниз отдыхать. В 23.00 я встаю, чтобы раздеться, и снова укладываюсь на койку в одной майке. На руке у меня надеты часы, а на шее висит шнурочек с пластинкой из китового зуба. Вот и весь костюм, в котором мне потом предстоит прожить два с половиной месяца.

А сейчас моя яхта мчится и мчится вперед, виляя между перекатывающимися вокруг гребнями волн и цепляясь за них килем, как горная козочка за крутой склон. Левый борт плотно прижат к черному пульсирующему телу океана. Я лежу в койке, привязанный предохранительными ремнями, качаясь, как в гамаке.

БАМ! Оглушительный взрыв перекрывает треск древесины и рокот моря. Я вскакиваю на ноги. Вдруг на меня обрушивается водяной вал, словно я очутился на пути разбушевавшейся реки. Откуда он хлынул — с носа, с кормы? Или снесло сразу половину борта? Раздумывать некогда. Нащупываю вложенную в ножны финку, которую я оставил рядом со штурманским столом. Воды мне уже по грудь. Нос яхты клонится куда-то вниз. «Соло» останавливается и начинает погружаться в пучину. Он тонет, тонет! Сознание выстреливает команды. Освободить мешок с аварийным запасом! В душе бьется немой крик: ты потерял свое судно! Набрав воздуху, я ныряю в воду и полосую ножом линь, крепящий мешок. Сердце бухает, словно забивающий сваи копер. От тяжелой работы запас воздуха в легких быстро истощается, и разуму приходится вступить в борьбу с рвущимся к вдоху телом. Вокруг хаос и кромешная тьма. Вырваться, только бы вырваться, корабль тонет! Одним махом отталкиваюсь, стрелой вылетаю на поверхность, вышибаю крышку люка и, весь дрожа, выбрасываюсь на палубу, оставив внизу залог своего спасения.

С момента рокового удара не прошло и тридцати секунд. Наклонившись носом к своей могиле, яхта как бы в раздумье замирает над ней, и море омывает мои босые ступни. Я перерезаю найтовы контейнера со спасательным плотом. Голова гудит, и в гулкой пустоте проносятся обрывки мыслей. Может быть, я слишком долго провозился. Может быть, пришло время умирать. Утонуть… умереть… исчезнуть бесследно. Припоминаю инструкции для использования спасательного плота: перед наполнением сбросить громоздкий, весом в несколько сот фунтов, контейнер с плотом за борт. Но поди-ка справься с такой тяжестью, сидя верхом на брыкающейся лошадке! Времени нет, быстрее — яхта погружается! Налегаю изо всех сил. Первый рывок, второй — ни с места! Вот он, конец моей жизни. Еще немного — и все! «Ну, пошла, дрянь ты этакая!» — ору я на злосчастный контейнер. Напрягаюсь для третьего рывка, и он, зашипев, наполняется воздухом. Тут через палубу прокатывается волна и, приподняв контейнер, помогает мне столкнуть его на воду. Развернувшийся плот пляшет на конце швартовного линя. За какую-нибудь минуту мой ладный маленький кораблик превратился в затопленную развалину. По-пиратски зажав нож в зубах, я прыгаю на плот, и в последнее мгновение замечаю, что заработала установленная на кормовом релинге кинокамера. Какой режиссер снимает этот фильм? Освещение у него явно подкачало, зато драматургия оказалась на высоте.

Равнодушная луна безразлично взирает на нас с высоты. Летучая вуаль облаков затуманивает ее светлый лик, заволакивая и сцену гибели «Соло». Инстинкт и приобретенная сноровка помогали мне, пока надо было действовать, спасая свою жизнь, но едва лишь выдался свободный миг для размышления, как весь ужас случившегося обрушился на меня, терзая воспаленный мозг. В душе царит невообразимый сумбур. Тут и горестный плач по утраченному судну, и глубокая досада на себя за допущенные ошибки. Но надо всем этим главенствует ощущение, что все эти мысли и чувства недолго будут меня волновать. Тело мое трясется в ознобе. Слишком далеко я нахожусь от цивилизации, чтобы надеяться на спасение.

В одно мгновение в моей голове проносятся мириады вопросов и возражений, как будто в черепе у меня обосновалась целая орава яростных спорщиков. Одни острят, потешаясь над деловитым стрекотанием камеры, снимающей фильм, которого никому не суждено увидеть. Другие ворошат разгорающийся костер страха. Его пламя подогревает дремлющую энергию. Страх подталкивает к действию. Необходимо благоразумие. Я побеждаю слепой панический порыв: не желаю, чтобы накаченный в кровь адреналин выливался в бестолковые и бессмысленные метания. Подавляю первый приступ панического страха: не желаю сидеть в ожидании конца, поддавшись его парализующему действию. «Соберись, — приказываю я себе. — Соберись и приступай к делу».

Я наблюдаю, как бездна Атлантики заглатывает мое судно, моего товарища, мое детище, которое так мало, что океан даже не распробует его вкуса. Волны то и дело смыкаются над «Соло», но когда они пробегают, его белая палуба снова появляется на поверхности. Нет-нет, он еще не тонет. Погоди, покуда он еще жив, не обрезай конец, капитан! Ведь даже с тем запасом консервированной воды и кое-каким снаряжением, которым заблаговременно было дополнено оснащение спасательного плота, мне все равно не протянуть долго. Для успешного выживания в море нужно еще что-нибудь. Не спеши и спаси все, что только можно. От холода и нервного возбуждения меня колотит все сильнее, глаза щиплет от соли. Надо вытащить с яхты хоть какую-нибудь одежду, что угодно, во что можно было бы завернуться. Я принимаюсь кромсать грот, стараясь отделить от него кусок побольше. Смотри, осторожно, не порежь плот. Надрезав ткань паруса, я легко отрываю лоскут. Изловчившись, я из своего пританцовывающего вокруг «Соло» плота снимаю с кормы яхты спасательный нагрудник в форме лошадиного хомута и буй с сигнальной вешкой. Пенистые гребни волн по-прежнему перекатываются по палубе, но яхта каждый раз опять всплывает. Я обращаюсь к ней с молчаливым призывом: «Ну, пожалуйста, не уходи на дно, подожди, продержись еще немного!» Спроектированные мной водонепроницаемые отсеки в сочетании с оставшимися где-то под палубой воздушными пузырями не дают ей утонуть. «Соло» упорно борется. Продолжает громко хлопать стаксель. Когда океан наносит новый удар по корпусу, со стуком перебрасывается руль и хлопает дверца люка. Может быть, мой корабль вообще не утонет? Несмотря на то что нос скрыт под водой, корма все время высовывается над поверхностью; она ведет себя, как ребенок, не решающийся прыгнуть с обрыва в воду.

От холода болезненно ноет все тело; меня замучил въедливый запах резины, пластика и талька. «Соло» может утонуть с минуту на минуту, но я должен проникнуть внутрь. Времени очень мало. Подтягиваюсь к яхте, взбираюсь на борт и замираю на секунду от странного ощущения: я нахожусь в воде и в то же время стою на палубе. Вздыбленные волны то и дело пытаются похоронить «Соло» в пучине, но он не сдается и упрямо выныривает на поверхность океана. Сколько ударов он выдержит, прежде чем вода прорвется в последние закоулки корпуса, где еще остался воздух? Сколько еще мгновений отделяет его от последнего погружения?

Улучив удобный момент, пока не накатит следующий вал, я спускаюсь в люк. Вода, залившая каюту, в отличие от ярящегося моря, ведет себя очень мирно. Ныряю в глубь этой ледяной могилы и слышу, как позади с грохотом захлопывается дверца люка. Нащупав аварийный мешок, обрезаю наконец крепящие его штерты. Гуляющие по палубе волны ритмично перекатывают через «Соло» и уносятся дальше к западу. Запас воздуха в легких кончается, и я начинаю задыхаться. Мешок теперь ничем не закреплен, но тяжесть в нем такая, словно там собраны все грехи земной юдоли. Подталкивая и вытягивая мешок, выбираюсь вместе с ним на палубу; при этом приходится воевать с бьющей по спине дверцей люка. Напрягая все силы, я кое-как втаскиваю свою ношу на плот.

Закончив эту операцию, я поворачиваю назад и снова погружаюсь в люк. Вытягиваю руку по направлению к корме и нашариваю всплывший диванный матрас, прижатый к потолку каюты. Тащу его к себе и на секунду высовываюсь наружу в надежде перехватить воздуха. Но воздуха нет. У меня в эту секунду такое ощущение, словно последний глоток воздуха во вселенной достался кому-то другому. Нахлынувшая волна внезапно откатывает, открывая передо мной мерцающую подобно тысяче огней поверхность моря. В каюту врывается воздух, и я успеваю вдохнуть до того, как очередная волна заглушает скрип и треск погибающего «Соло».

Привязываю матрас к концу фала и отпускаю его еще немного поплавать, а сам опять ныряю вниз, на этот раз за постелью. Пробую сделать сверток из своего мокрого спальника, но не тут-то было: он змеится и расползается из-под рук. Лишь с большим трудом, то подпихивая снизу, то подтягивая сверху, мне удается перетащить его на плот. Прихватив напоследок диванную подушку, падаю следом. Итак, я благополучно покинул тонущее судно.

Боже мой, «Соло» все еще держится на плаву! Он медленно заваливается набок, и из каюты один за другим начинают выплывать различные предметы, которые я тут же подхватываю: кочан капусты, пустая кофейная банка, коробка с остатками яиц. Яйца, наверное, долго не протянут, но я все равно их подбираю.

Я так изнурен, что уже ничего не могу делать. Хотя я и не собираюсь пока расставаться с «Соло», но если он вдруг вздумает меня покинуть первым, то мне надо будет вовремя от него отцепиться. Семьдесят футов линя диаметром 3/8 дюйма, наращенного на конце гика-шкота, позволяют мне изрядно сдрейфовать под ветер. Когда мы оказываемся в ложбине между волнами, яхта моя исчезает из виду. Огромные вспененные гребни грузными шеренгами надвигаются на нас. С наветренной стороны плота волны кипят и пенятся, как береговой прибой. Сквозь приближающийся шум до меня доносятся хлопанье парусов, стук и треск — это «Соло» напоминает о себе: «Я здесь!» Вот волна набрасывается на меня, и плот взлетает на ее макушку, подставляя левый борт ударам бурлящих пенных вихрей.

Откидной полог тента с резким хлопаньем полощется от порывов ветра. Надо отвернуть плот, иначе какой-нибудь взбрыкнувший бурунный гребень может ворваться внутрь. С высоты поднявшего меня гребня я разглядываю палубу «Соло», находящуюся в этот момент на вершине наступающего следом водяного холма. Волна плавно вздымается из тьмы, словно встающий ото сна исполин. На противоположной стороне тента есть узкое круглое отверстие, и я по пояс высовываюсь в этот наблюдательный лючок. Я не хочу отпускать линь, связывающий меня с «Соло», но его надо переместить. Я провожу конец линя через петлю свисающего с палубы яхты гика-шкота и возвращаю его на плот. Один его конец я креплю к лееру, окружающему плот по периметру, а вторым делаю на этом леере виток и пропускаю в смотровое окно. Если «Соло» сейчас затонет, мне достаточно будет просто отпустить ходовой конец и мы разделимся навсегда. Но погоди-ка — мне никак не влезть обратно… застрял! Стараюсь высвободиться из сдавившей мою грудную клетку ткани. Море плюет мне в лицо. В темноте угрожающе рычат вспухающие из пучины гребни волн. Я извиваюсь, дергаюсь и наконец вваливаюсь внутрь. Плот от моего падения покачивается и подставляет волнам стенку своего тента. Ха! Это забавно — мягкий тент против сокрушительной мощи моря, которое даже гранитные утесы дробит в песок.

Ходовой конец линя, соединяющего меня с «Соло», я привязываю к страховочному лееру, проведенному по окружности плота с его внутренней стороны. Потом суетливо начинаю привязывать к этому же лееру все свое снаряжение, но тут вдруг с наветра до меня доносится рокот, заглушающий все прочие звуки. Судя по его непрерывно нарастающей силе, это идет большущая волна. Я замираю, вслушиваясь, как она приближается. Вот внезапный ток воды под днищем… и тишина. Физически ощущаю, как волна вздымается над моей головой. В следующий миг она наваливается на плот, резиновые борта отзываются скрипучим визгом, и сразу же мое жизненное пространство сокращается вдвое: наветренный борт так резко вдавливается внутрь, что я кубарем отлетаю к противоположной стенке. Тент не выдерживает и обрушивается вниз, и меня заливает хлынувшей со всех сторон водой. Энергию толчка еще более усиливает рывок линя, связывающего мой плот с полузатопленной яхтой, которая первой приняла удар. Все, здесь я и погибну. Здесь, откуда до ближайшей суши около 450 миль. Волны раздавят плот, перевернут его вверх дном и превратят меня в хладный труп. Я сгину, но никто обо мне даже не спохватится, пока не пройдут все сроки моего возвращения.

В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря
«Соло» может утонуть с минуты на минуту, но я должен проникнуть внутрь.


Переползаю обратно к наветренному борту и, держась одной рукой за конец, связывающий меня с «Соло», а другой вцепившись в страховочный леер, съеживаюсь в своем насквозь мокром спальном мешке. По дну плота вокруг меня плещется несколько галлонов морской воды. Усаживаюсь на диванном матрасе, чтобы хоть как-то спастись от ледяного холода, поднимающегося от резинового пола. Меня все еще бьет озноб, но я уже начинаю согреваться. Приходит время ждать, слушать, думать, рассчитывать. И бояться.

Когда плот вскарабкивается со мной на гребень волны, взору моему вновь открывается покачивающийся внизу в ложбине «Соло». Затем он взбирается на склон следующей волны, а я скатываюсь во впадину, и которой только что находился мой корабль. Яхта уже совсем завалилась на правый борт, нос ушел под воду, и только корма еще торчит над водой. О, «Соло», продержись, пожалуйста, на плаву, хотя бы до утра! Я должен увидеть тебя еще раз, я должен разглядеть ту рану, которую, я чувствую, нанесла тебе моя самоуверенность. Почему я не остался на Канарах? Почему не задержался там, чтобы понежиться еще в покое и безмятежности островного бытия? Зачем я вывел тебя в этот путь, ради дурацкой затеи во что бы то ни стало дважды пересечь океан? Прости меня, мой бедный «Соло»!

Я изрядно наглотался соли, отчего у меня зверски дерет горло. Может быть, утром мне удастся извлечь еще что-нибудь из снаряжения, банки с консервированной водой и какие-либо продукты. Тщательно обдумываю каждый предстоящий шаг, просчитываю каждую свою потребность. Главную опасность сейчас представляет для меня переохлаждение организма, но я надеюсь, что спальник все-таки от него защитит. Стало быть, на первом месте вода, после воды — пища. А там уже все остальное, что только можно будет прихватить. Десять галлонов воды находятся в камбузном рундуке прямо под входным трапом, поджидая меня всего в какой-то сотне футов; этого запаса при жестком нормировании хватило бы на срок от сорока до восьмидесяти дней. Теперь, когда корма поднялась над водой, туда будет нетрудно проникнуть. В кормовой каютке, прямо под палубой, к бортам подвешены два больших брезентовых мешка; в одном лежит месячный запас провизии, другой набит одеждой. А если я нырну в люк и сумею доплыть до форпика, то смогу достать гидрокостюм. Размечтавшись, я представляю себе, как меня будет согревать его толстая поролоновая подкладка.

Волны продолжают молотить по моему плоту, вдавливая его бока и заливая меня водой. Надувные камеры тверды, как тиковые бревна, но под этими могучими ударами гнутся, как вареные спагетти. Непрестанно вычерпывая воду кофейной банкой, я спрашиваю себя, сколько может выдержать плот, и с беспокойством вглядываюсь, не начинает ли он расползаться по швам.

Маленькая лампочка над головой освещает мой крошечный новый мирок. В духоте резиновой палатки под тяжкие удары волн и завывание ветра я то и дело мысленно возвращаюсь к картине крушения, снова и снова обдумываю намеченный на завтра план посещения «Соло». Скоро, конечно, всему настанет конец.


5 февраля. День первый

Я затерян где-то на полпути между западным ошкошем и столицей страны Нигделандии. По-моему, во всей Атлантике вряд ли найдется более пустынное место. Я нахожусь примерно в 450 милях к северу от островов Зеленого Мыса, но, увы, путь к ним пролегает поперек ветра. А я могу только дрейфовать по ветру. В подветренном направлении расстояние до ближайшей судоходной трассы составляет 450 миль. А ближайшая суша, которую можно встретить, двигаясь по ветру, это Антильские острова. От них меня отделяет 1800 морских миль. Да, об этом лучше не думать. Прикинем, что надо сделать завтра. Надежда есть, вот только бы выдержал плот. Выдержит ли? Море неустанно атакует меня, порою безо всякого предупреждения. Нередко водный вихрь, предшествующий подходу волны, развивается уже перед самым ударом. Тяжелый вал с ревом низвергается на плот, молотит его и терзает.

Откуда-то издалека, из самого сердца шторма, доносится рык. Все громче и громче нарастает его могучее крещендо, заполняя собой все. И вот обрушивается занесенный надо мною кулак Нептуна, плот, содрогнувшись, останавливает свой бег. Сначала все наполняется скрежетом и скрипом, затем наступает внезапная тишина, и мне кажется, будто я очутился в загробном мире, где кончаются земные терзания.

Проворно раздернув смотровое окошко, я высовываюсь наружу. На мачте «Соло» все еще хлопает стаксель, и гремит болтающийся на транце руль, но меня неумолимо относит прочь. На яхте чем-то замкнуло электрическую цепь, и на клотике начинает мигать импульсный огонь — «Соло» как бы прощается со мной. Я провожаю взглядом световые вспышки, все реже возникающие за громоздящимися волнами, сознавая, что больше уж никогда не увижу моего «Соло», и в душе у меня такое чувство, будто я потерял верного друга, частицу своего сердца. Еще один случайный проблеск мелькает вдали, и все. Моя яхта навсегда исчезла в бушующем море.

Втягиваю на борт линь, соединявший меня с другом, с моей надеждой на пищу, воду и одежду. Линь цел и невредим. Возможно, что петля гика-шкота лопнула, не выдержав ярости последнего удара, может быть, развязался узел; да, скорее всего это был узел. Постоянная вибрация и рывки могли понемногу ослабить его. Или же я неправильно его завязал. В своей жизни я тысячи раз закладывал носовые концы; я проделываю это так же автоматически, как отпираю ключом входную дверь. И все же… Впрочем, теперь это уже неважно. И нечего жалеть. Как знать, может быть, это спасло мне жизнь! Может быть, мой резиновый домик в последнюю минуту спасся от гибели, а иначе его просто разорвало бы в клочья! Или вырвавшись на волю волн, я в конце концов найду свою смерть?

Почувствовав некоторое облегчение, так как бешеный натиск волн несколько ослаб, я принимаюсь корить себя в духе Хэмфри Богарта. Так-то, приятель, теперь ты остался один. К чувству облегчения примешиваются испуг, боль, угрызения совести, страх перед будущим, надежда и… отчаяние. Все перепуталось в душе, и я погружаюсь в хаос противоречивых чувств, как в черную дыру, которая поглощает свет. Я совсем окоченел от холода, и боль от ран, которых я поначалу и не замечал, пронизывает все мое тело. Я чувствую себя таким беззащитным. У меня больше нет спасительных резервов, нет тыла, прибежища для отступления, нет запасного выхода на крайний случай. И морально, и физически я чувствую себя так, словно защитные покровы содраны с моих обнаженных нервов.


Предыдущая страница | Страница 6 из 18 | Следующая страница

Теги: Бедствие, Атлантика, Книги
Категории: Книги


Добавить отзыв

Обсуждения на форуме

Выбираю Прогресс (443)

Барахолка "Нептун" - только запчасти (781)

Купили другу Амур-Д (33)

Стационар на резинку (40)

Выбор аккумулятора ??? (129)

Вид из окна... (4081)

Вариант защиты хвостовика коленвала ветерок (76)

Речной трамвайчик (69)

Lifan 1P75FV (8 лс) на ноге Москвы 10. (400)

Отгадаем что такое? (32)

Вкусная еда (1466)

Не работает нижний цилиндр у москвы м (15)

Андрея Баркова - Танкист - С Днём Рождения!!! (223)

Различный прогар свечей после работы. (212)

Sea-Pro 30S как отрегулировать зажигание? (19)