Командировка корреспондента «Заполярной правды» по Енисею

ХХI век, 10–й год, 24 августа, 7 часов утра по местному времени.

Выплакавшееся дождями за ночь, продрогшее, совсем не летнее, с опухшими щеками грязно–серых туч утро в густой, вязкой тишине, наступившей, наконец, после шумного ливня, вяло вползает в город. Открытые рты пустынных улиц, причалы порта завалены влажным, непроницаемым туманом, утопая в нем по самые макушки крыш и недвижных журавлей кранов. Но и выше — серо, серо...

...Опаздываем, и дудинская волна матерински напутствует нас могучим пинком носа буксира «Вилюй» в наши кормовые части, отчего мы лихо и живописно, прямо сходу, приземляемся на ртутно–поблескивающие лужицы дождя палубы теплохода «Рига». Плакали мои диктофоны и фотоаппараты, недолго и легкомысленно печалюсь я, а пролетающая мимо серая, как весь туманный мир, чайка заговорщицки косит на нас черной бусиной диковатого глаза и клекочет ободряющее: «Не дрейфь!». Постараемся...

В бесконечности серого «Рига» сияет солнечной балтийской волной палуб, надстроек, фальшбортов, румпелей и прочих немыслимо прозываемых судовых предметов свежевыкрашенной охры. Надраенными до блеска шузами юных мареманов блистают кнехты и якорные цепи, крохотным солнышком лучится табличка, из коей следует, что сей корабль сработан на Красноярском судостроительном заводе в 1965 году, но, как изволите видеть, бодр и элегантен, как могут быть элегантны только корабли и... женщины. (Хотя утверждение — спорное, наблюдение — личное; возможно, только корабли).

Уплывающая Дудинка кажется теперь большим калейдоскопическим пятном, на которое смотришь сквозь мутное стекло дождя. Кажется, и лет–то немного минуло, когда Мистер–до–всего–есть–дело, Александр Кизим, из одной из московских командировок привез с собой молодого и талантливого художника Игоря С., раскрасившего немедленно город в белое и голубое. Эка невидаль, роптали разочарованные горожане, у нас этаким–то добром (намекая на снега и льды) любуйся цельный год нерукотворно! Лишь один Кизим помалкивал, поводя своим острым, чутким до нового и победного, носом. А когда сложилось все это бело–голубое, и наконец ахнули люди: лазурная, белопенная волна выкатилась на берег и застыла там воздушным и трепетным городом!

Кипучий и фонтанирующий идеями на строительство гидротехнических сооружений (что, безусловно, важнее городской эстетики), Александр Григорьевич проектировал автопоезда будущего, он был хроническим и неисправимым мечтателем, Кизим... А Игорь пил водку, заедая сагудаем от зауважавших его дудинчан, и тоже предавался мечтам сотворить из урбанистических дымных городов теплые города–волны, похожие на столь вожделенные северянами волны теплых морей, а, может быть, тех далеких, миллионы лет назад плескавшихся здесь океанов?! Или еще что–нибудь красивое и живое... Он тоже хотел быть зодчим, но если только пить водку и мечтать, новых волшебных городов не родится; и никто не заметил, как он уехал, только после город–волна помутнел, поблек, потерял бело–голубое... И неэстетичное времечко настало, и лет минуло порядком. А у времени какие краски? Серость да тлен. Только кое–где еще на фасадах остались белые фрагменты, издали похожие на стаю навсегда разлетающихся птиц.

Ах, море, море, волна под облака!..

Поговорим про суда енисейские, которых, слава Богу, немало осталось, трудящихся и пользу приносящих. Хотя следует признать, что из сотен ГТэшэк, СТэшек, самоходок, нефтеналивов, толкачей, разнотоннажных барж, рефрижераторов и «пассажировозов» остались десятки таких же, как наша «Рига», 45–летних бодрячков, чей возраст приблизился к пенсионному. Но современные «реанимационные» технологии — замена новейшей навигацией, «шунтирование» новых материалов трубопроводами и энергооборудованием, «капиталка» силовых установок — позволяют пенсионеру, оставаясь на плаву, вести активную производственную жизнь. В духе современных взглядов на пенсионерство, между прочим...

Затей мы сейчас подробный разговор о судьбах енисейского флота — и нам из него не выбарахтаться и в десять публикаций: потонем в морях «объективных обстоятельств», экономиках разных величин, активностей и динамик, стратегиях и тактиках, технических базах и технологиях, инфраструктурах, которых след простыл... Но ответа на один вопрос: «Сколь реальны, нежели декларативно–лозунговы проекты экономического освоения Енисейского Севера?» — мы пропустить не можем. В конце концов, мы все, заполярцы, живем у одной реки, а это все одно, что плыть в одной лодке, верно?

Сегодня сложился некий транспортно–логистический баланс речного и морского направлений снабжения НПР — в год перевозится по обоим направлениям примерно по 1,5 млн тонн грузов технологических и коммерческих. Впрочем все это давно известно, за исключением того вновь задействованного экономического обстоятельства, как выстроенный собственный морской флот ГМК, разрешивший множество финансовых и производственных проблем «Норильского никеля», включая в том числе доставку достаточно широкой номенклатуры технологических грузов ранее в речном направлении. Отсюда естественное сокращение речного транспорта, особенно самоходного. Пока все логично, верно? Но представить себе использование «моряков» (просто представьте...) в реализации проектов освоения территорий Северного Енисея при сложившихся, вернее, существующих экономиках, инфраструктурах и состояниях портов северных городов!

Отвлекусь, чтобы справиться с внутренним противоречием по поводу «освоения»: ой ли «освоения», может быть, справедливее говорить о «возвращении к пройденному», жившему кипучестью дел и явлений, свершениями впечатляющими... Хотите цитатку из сериалом издававшейся — «Города Красноярского края» — книжонки «Игарка»? Извольте, читаю открытое наугад: «Морской порт. У его причалов 50 лет швартуются океанские корабли... За 50–летие (книга издана в 1979 году. — В. М.) экспорт пиломатериалов через Игарку составил 24 миллиона кубометров!». Как выглядит «морской порт» сегодня и сыщется ли на его причалах хотя бы с десяток «кубов» горбыля, про то еще скажется; я же, основательно готовясь в речную командировку, не ведая, ждут ли меня радости обновления или печали и разочарования застоя и разрухи, не метафорически, а реалиями обобрал библиотечный раздел «Полного собрания утраченного». Цитирую вот...

Договорим о флотах. В сложившейся социально–экономической ситуации, которую непростой–то назовешь с натягом, надежда на флот речной. А по мнению специалистов, несмотря на «реанимационные» пассы, списывать суда придется в самом ближайшем будущем. Что же, как и в каком количестве строить, мы попытались ответить сравнительно недавно (смотрите интервью с гендиректором Красноярской судоверфи Владимиром Стывриным, «ЗП» за 21 сентября 2010 года). Если собрать в некую «формулу дел» сказанное Владимиром Антоновичем, то получится, что «строим мы немного, но перспективы сумасшедшие». Умри, Джим, лучше не скажешь...

К мнению Владимира Стыврина мы еще будем возвращаться в нашем экономическом плавании... Но флоты флотами, это лишь «движимая» составляющая финансово–промышленных групп, активно действующих на пространствах заполярного Енисейского бассейна и способных инвестициями наполнить бумажные проекты. Впрочем по существу — последние десятилетия реальным тружеником на северной земле остается «Норильский никель». Интересы «Полюса Золото» ограничены спецификой деятельности территориально, и заставить раздвинуть их эти границы может только блеск золота богатых месторождений на Севере. ГМК же, что во времена социалистические была уготована роль «форпоста» продвижения на Север, что в новейшие времена, как–то сама собой сформировалась миссионерская, а, правильнее, «миссийная» роль не только на Таймыре... Все это, однако, «уроки пройденного» — и совхозы, и пионерлагеря Курейки, и животноводческий Туруханск, и игарские причалы и базы комбината... Просто — и это уже из законов Мерфи «сомнительной целесообразности» — могли ли мощное, растущее тело «НН» удерживать на одной ноге, опираясь лишь на талнахский плацдарм? Поневоле будешь искать другую точку опоры (отраслевой, финансовой и т. п.). Есть еще в наших заполярно–заповедных местах Ванкорское месторождение, в последнее время, помимо прямого его, нефтедобывающего, назначения используется как конструктивный элемент экономической политики края, «факел надежды», благо что горюч... Впрочем о Ванкоре, известном и «тайном», у меня для вас припасено несколько былей и побасенок, о коих — в свое время...
...У–у, как далеко занесло меня в мыслях в этот мерзкий плакучий день! Два курсанта–крепыша, Кирилл Восипенко и Евгений Анжелов, стоически вытерпев мои фенологически–финансовые «рассуждизмы» на фоне окончательно исчезнувшей за занавесом дождя Дудинки, подхватив мои вещи, — при этом кофр с аппаратурой издал звук авоськи с разбитой стеклотарой, — открывают каюту прямо под рулевой рубкой. Сарынь на кичку, ядреный лапоть!.. Вместо жизнеистязающих 40 квадратных дециметров, уготованных мне на 20 пыточных командировочных суток, хоромины! «Во — ширина, высота — во, проветрена, освещена, согрета...», — повторю в поэтической немочи бессмертного Владимира Владимировича. Два лобовых иллюминатора, диванище во всю длину стены под ними, справа — кровать, которую я первоначально принял за корабельный музейный экспонат (флотский люд скрытно сентиментален и к корабельным святыням относятся ревностно), два стула, два стола — письменный, на ножках газели и однотумбовый, на котором тумбой меньших размеров громоздился ровесник кровати — телевизор. Две книжные полки с видеокассетами и криминальным чтивом выдавали флибустьерские настроения команды: на отчаянный абордаж любого судна могли вдохновить одни заголовки видео– и бумажной продукции. Братцы! Нас поселили в святом месте корабля — кают–компании! Интерьер квадратуры счастья завершала картина маслом. О происхождении такой корабельной живописи, на правах человека не раз ходившего в кинопоходы по Енисею в счастливые годы Норильского телевидения и потому считающего себя человеком «приобщенным» к людям этого ремесла, коих люблю скрытой детской любовью несостоявшегося в нас, немного порасскажу. Висят они, как правило, в капитанской каюте, в камбузе и кают–компании, даренные академиками и еще неизвестными художниками за те фантастические, в жизнь не забываемые дни, проведенные с командой.
На «нашем масле» витиевато расписавшийся художник, по–видимому, превзошел собственное воображение — на картине с равным успехом могли быть Амазонка, Миссисипи, Лимпопо, Дунай, но только не Енисей! Пока я гадал над водоемами планеты Земля, в дверь тихо, костяшкой пальца, раз стукнули — и она распахнулась. На пороге стоял Чапаев. Василий Иванович. Легендарный начдив!

Продолжение следует.

Заполярная правда, №175 от 24.11.2010

Виктор Маскин