Шестнадцатилетний капитан идет вокруг света!

"Дав" едва отошел за пределы слышимости с берега, как ветер стих. Второй, третий, четвертый день, а яхта почти не двигалась с места. Я выжимал все возможное из каждого дуновения ветра, чтобы заставить «Дава» идти на запад, к Новой Гвинее, но, как только ветер замирал, течение тут же сносило меня обратно. От безделья я загулял: несколько дней подряд устраивал себе роскошные обеды и съел все свежие продукты, закупленные перед отплытием. Мой новый кот тоже «загулял»: носился вихрем по палубе, бросался на снасти, рвал в клочья все, что поддавалось его когтям и зубам. Хуже всего было то, что он порвал и сжевал схему гавани австралийского порта Дарвин, которую я срисовал с карты Дика Джонстона. Я хотел было подвергнуть злодея традиционному морскому наказанию — привязать к мачте, но он благоразумно не попадался мне на глаза, пока я не перестал сердиться.

Вскоре не осталось ни одной непрочитанной книги, и я затосковал не на шутку. «Дав» дрейфовал по окружности, едва заметно перемещаясь вдоль Соломоновых островов. Бот что я наговорил в те дни на магнитофонную ленту: «По лагу прошел сегодня 18 миль, но по карте — только 10; 8 миль потеряно на циркуляцию. Стоит самая жаркая погода за все время, пот на мне не просыхает и ночью. Купание освежает, но только пока находишься в воде, вылез на палубу — снова душно. И ужасно скучно».

На следующий день меня разбудил странный звук — словно кто-то царапал по обшивке. Подойдя к борту, я увидел большую морскую черепаху. Перегнулся и схватил ее за заднюю лапу, но она чуть дернулась, и моя рука отлетела. Вот это силища! Через несколько минут черепаха снова подошла к самому борту, как будто уверенная, что мне с ней не справиться. Уже двумя руками схватился я за края панцыря, ломая голову, как бы мне ее вытащить. Потерпев с полминуты, черепаха рванулась вперед и без видимых усилий вырвалась из моих «объятий», А жалко, я мог бы несколько дней пробавляться черепашьими бифштексами.

Временами поднимался легкий бриз. Я бросался к парусам и с радостью ощущал, как «Дав» начинает «глотать» мили в нужном направлении, но через несколько часов паруса снова безжизненно повисали, как крылья подстреленной птицы. Но вот однажды неподалеку пронесся ураган и задел меня своим краем. В течение трех дней по парусам хлестал яростный северо-западный ветер, и яхта весело бежала по прямой, но потом опять попала в мертвый штиль.

На 24-й день, наконец, показалась земля — порт Морсби. За три с половиной недели я прошел всего 905 миль — мой самый медленный переход. Вот как заканчиваются магнитофонные записи тех дней: «До чего же мне надоело это чуть колышущееся, почти неподвижное море! Нет, теперь посижу на берегу подольше». Но 18 апреля «Дав» снова вышел в путь, направляясь через Торресов пролив и Арафурское море в Австралию. Здесь пролегает одна из интенсивнейших судоходных линий, и по ночам мимо меня проходило столько судов, что, боясь столкновений, я почти не спал.

Лежу на койке и слушаю радио. Вдруг музыку перекрывает рев и шипение гигантского водопада, меня сбрасывает с койки — как будто яхту швыряет прибойная волна огромной силы. Пробкой выскакиваю на палубу и вижу по левому борту стену воды высотой несколько десятков метров. Конец! Но тут же соображаю, что это нос огромного парохода, проносящегося мимо меня на расстоянии каких-нибудь двух метров. Вцепившись в косяк двери рубки, я едва выдерживаю качку — скорее скачку — моей яхты. Момент, и пароход скрывается за кормой, я еще некоторое время вижу его огни. Никто не бросается к борту посмотреть, что осталось от несчастного парусника, подвернувшегося на пути, не выкрикивает извинений — вахтенный просто не заметил яхту, хотя она шла с зажженными огнями. Вот пароход исчез в ночи, а я все еще стою в дверях рубки, не в силах опомниться. Подумать, что тебя могут «задавить» в необъятном океанском просторе! Если бы сильная носовая волна от парохода не отбросила яхту с его дороги, меня уже не было бы в живых.