На надувнушке под парусами по Псковскому и Чудскому озеру

Третий день

Обходим Каменку с западной стороны, продираемся по камышам и осоке, то ищем разводы, то лезем напролом. Замечаем, что камыш фильтрует волны. На открытой воде короткие гребни беспорядочны, в зарослях волны становятся длиннее, заметнее их чередование.

Для точного определения места заходим в крайний дом показавшейся на берегу деревни. Хозяин — рыбак Владимир Ильич — выражает крайнее удивление несоответствием сложности условий плавания и вида судна. Обмениваемся сувенирами. Рыбак получает памятный вымпел, мы — вяленых лещей.

Понемногу втягиваемся в режим, график выдерживаем. И брать пеленги по компасу научились, и глазомер перестал подводить.

К 21 часу после довольно долгих поисков нашли подходящее для стоянки место на о. Колпино. Следует заслуженный ужин. Никак не получается следовать научным рекомендациям: есть горячее в обед, а перед сном ни в коем случае обильно не ужинать — дескать, будет плохой сон и сразу же начнет откладываться жир. Но костер днем — непозволительная роскошь. А вечером — не только необходимость, но и священный ритуал, без которого любой поход теряет привлекательность. Да что-то и не видно после нескольких часов тяжелой гребли откладывающегося жира. Читал, что появились энтузиасты-байдарочники, идущие на голодный желудок. Якобы гребля делает более эффективным лечебное голодание. Как, интересно, эти туристы сидят у пустого костра?

Четвертый день

С утра проливной дождь. Сворачиваемся и уходим без горячего завтрака. Очень выручает в таких случаях изюм: три-четыре горсти — дневной рацион.

Идем на северо-запад. Наконец-то можем поднять грот. а вскоре и стаксель. В полдень, миновав о. Салу, оказываемся в Теплом озере. Приводимся и идем на группу домов на западном берегу. Правда, взяли мы слишком круто, надувнушка — не килевая яхта. Однако это не только недостаток, но и достоинство, особенно у отмелых каменистых берегов, где нет и никогда не было ни подходных фарватеров, ни яхт-клубов. Помогаем парусу веслом.

В 16.00 вышли на эстонский берег возле какого-то туристского пансионата. Название местности никто толком сказать не может. Кое-как привязались к карте. Часовой отдых — и дальше в путь. Тучи растащило, светит солнце, волна минимальная. При умеренном ветре в галфвинд паруса работают безупречно. После изнурительной гребли это подарок судьбы. Искусство управления заключается в том, чтобы найти «рабочую точку» на спине и упереть румпель между ячейками спасжилета. Комфортно, даже слишком. Расслабившись, теряем бдительность, оба начинаем клевать носом. Нет, ничего страшного не произошло: просто я слишком наклонился в сторону подветренного борта, фрегат наш привелся, паруса захлопали и всеобщее блаженство было прервано...

Десяток песен приводит экипаж в нормальное состояние. Мы и раньше пели — в такт гребле. Современные ритмы для этого не годились, пришлось вспоминать старинные русские песни. Песни эти — размеренные, длинные,— как-то сами собой объединились единой темой смерти и воды: Хазбулат удалой убил жену — на берегу, невеста казака, гулявшего на Дону, — опять же утонула, княжна Стеньки Разина и Ермак Тимофеевич тоже... Под парусом репертуар разнообразнее и гораздо оптимистичнее.

Проходим к Мехикоорму: маяк, причал, канал, большие дома. Дальше начинается самое узкое место озерной связки. Ветер стихает. На веслах идем вдоль камышей, исследуем заливчики и протоки в безуспешных поисках места стоянки. Через час это занятие надоедает. Предпринимаем отчаянную попытку выброситься на берег через заросли. Сколько можем гребем — разгоняемся, потом проталкиваем лодку днищем по болоту. Потом бросаем ее в надежде пешком выйти к земной тверди и тут же вязнем по пояс. Решаем больше не изменять своему судну, в обратном порядке выбираемся на чистую воду. Суша хотя и в пяти метрах, но остается абсолютно недосягаемой.

Показались дома следующего поселка, возможно, это Алпихтусе. Не может же не быть здесь лодочного причала! С трудом, но находим проход в камышах и береговой грязи к месту, где лежат на суше пара плоскодонок и залитый соляром баркас. Дома друг от друга непривычно далеко. Устраиваемся в огромном, метров тридцать длиной, полуразрушенном амбаре на старом сеновале. Мы впервые в эстонской глубинке и не знаем, на какое гостеприимство можем рассчитывать.