Там, за горизонтом

В море тишины нет: рушатся гребни волн, подвывает ветер, бурлит и плещется вода около лодки — даже трудно разговаривать! К шуму этому быстро привыкаешь, перестаешь замечать его. И тогда слышатся какие-то тихие голоса, смех, музыка — что это? Голоса моря или звуковые галлюцинации?

Вечереет. Мы в море уже 15 часов. Ветер продолжает усиливаться, идти очень тяжело, решаем «остановиться на ночлег» где-то посреди моря: если верить нашему «счислению», то находимся мы, пожалуй, на уровне 46-й параллели. Отдаю якорь, вытравливаю полсотни метров капронового шнура. Якорь, как ни странно, сразу забирает, лодка разворачивается носом к ветру.

Миша, подойдя сзади, подает мне швартовный конец. Не доверяя ему, мы связываем запасные фалы я заводим параллельно основному еще и дублирующий конец.

Пробую включить фонарь — без топку; отвернул крышку — из него потекла зеленая жижа. Я лишился навигационного огня, но он, собственно, в данный момент и не нужен: вокруг пустыня, мы далеко от судоходных путей.

Ночь. Черные языки облаков слизывают звезды одну за другой, грохочет море — сердится. С веста идет крутая, седая от пены волна. Ее не видишь, ее ощущаешь по нарастающему шипению гчебней, подкидывающих лодку к небу, а затем бросающих ее в преисподнюю. Завернувшись в пленку, накрывшись парусом, я укладываюсь прямо в лужу в кокпит своего славного проа, вцепившегося коготком в самый центр Азовского моря.

Иногда, приоткрыв глаз, обругаешь не в меру прыткую волну, обдавшую тебя брызгами, и снова дремлешь. И кажется, что не волны несутся над тряпичным баллоном, а сама «Агура», шлепая по волнам, несется как минимум 50-узловым ходом прямо на Арабатскую Стрелку. Только здесь, в 70 км от ближайшего берега, начинаешь осознавать, каково приходилось Ромеру, Бомбару, Мэнри. Нам далеко до прославленных мореходов! Годами ходили мы вдоль берегов, с уважением поглядывая на горизонт, с опаской пересекая 10-километровые заливы, выбрасываясь на берег при малейшем шквале. Два дня назад мы с Мишей сказали себе: кто хочет научиться плавать, должен лезть в воду. Ночь прошла спокойно. Проснувшись на рассвете, подзакусил плиткой шоколада и глотнул пресной воды. Шторм штормом, а на корабле первое дело — порядок. Запихнув все что мог в рюкзак, привязал его к сетке, сумку с едой и спичками повесил на мачту, выловил из воды трубку, протер ее и закурил. Затем привел в порядок баллоны, выбросил за борт весь хлам, в том числе и кипятильник.

Зашевелился Михаил. Жалуется, что промок и спать было холодно. Выбирая якорь, обнаружил, что швартовный конец «Мевы» давно оборван и висит она на нашей импровизированной «веревочке».

За ночь ветер нисколько не ослаб, но зашел к юго-западу. Под штормовыми парусами лодки круто к ветру не идут, приходится уваливаться. Прикидываем, куда нас может снести если ветер зайдет ещё дальше на юг? Прогнозы пессимистические: выходит, можем оказаться не то что в Керчи, а и на Кубани, проболтавшись притом еще несколько суток в мере!

Второй день морского перехода вообще дается труднее первого. «Стиральная машина» Азова работает на полную мощность. Поскольку изменился угол встречи с волнами, они все чаще так сильно быот по концам баллонов, что лопаются камеры. Приходится все чаще становиться на плавучий якорь и, лежа по горло в пене, когда не знаешь, что качаешь насосом — воду или воздух, заниматься ремонтом. Попытавшись оценить силу ветра и высоту волны, я, пожалуй, так и не преуспел в этом — нет масштаба для сравнения. Оба мы считаем, что волна была не меньше 3—3,5 м и крайне крутая.