Возвращение на родину

Не теряя времени, Георгий Георгиевич занялся закупкой провизии и, уже возвращаясь на яхту, случайно встретил в порту знакомого капитана. Тот недавно прибыл из Мурманска и рассказал Кондратьеву, что город занят белыми. Он предупредил, что белые могут мобилизовать Юрия в армию. Сразу же возникла мысль оставить сына в Бергене, но лишаться самого опытного помощника на время сложного плавания по Норвежскому и Баренцеву морям было слишком рискованно. Кондратьев долго колебался, но, вернувшись на яхту, ни словом не обмолвился о неприятных новостях. А Юрий и Кирилл, тем временем, весь день проверяли такелаж, Яковенко копался в двигателе.

Первые два дня после выхода из Бергена погода благоприятствовала мореплавателям. Видимость превосходная — на небе ни облачка. Дул свежий северный ветер. Но с каждым днем становилось все холоднее. А в Норвежском море началась настоящая зима. Сверху то и дело сыпало снежной крупкой. Мокрые снасти покрылись ледяной коркой и тихо позванивали. Лица, покрытые слоем соли, деревянели от холода. От работы с парусами на руках появились кровавые мозоли. Обогреться было негде. Одежда не просыхала. О тепле и домашнем уюте вспоминали, как о чуде. И только одна мысль согревала смертельно уставших замерзших людей — мысль о родине, которая с каждым днем становилась все ближе. После вахты дети с трудом добирались до каюты и валились на койки. Нередко Алевтине и Юрию приходилось простаивать за рулем лишний час, так как жалко было будить Кирилла.

Вскоре обледенела и вся носовая часть яхты. «Лебедь» уже с трудом всходил на волну, все чаще волны по-хозяйски перехлестывали через палубу. И снова однажды ночью грота-фал соскочил со шкива. Юрий с трудом влез на обледеневшую мачту, и снова задача оказалась невыполнимой...

Запустили двигатель. Шли так часа полтора, пока мотор не заглох. Яковенко беспомощно развел руками:

— Ничего в нем не понимаю, ведь я кочегар...

Беда в одиночку не ходит: отказало рулевое устройство. Капитан поднял наверх все три вахты. Яхтой стали управлять с помощью одних парусов. Над морем бушевала пурга, видимость упала до нуля. Капитан упрямо держался прежнего курса — норд-ост 47°, но яхту начало нести к скалистому берегу. Неожиданно ветер ослабел, последовал сильный удар в корпус. Потерявшую управление, обледеневшую, занесенную снегом яхту бросило на камни. Дубовый корпус затрещал от мощных ударов. Яковенко попробовал было спустить тузик, но его тут же разбило. «Лебедь» медленно лег на правый борт. В каюте и машинном отсеке появилась вода. Было ясно, что яхта сидит плотно и перевернуться не может, но как долго продержится корпус?...

К утру снегопад прекратился, ветер стих. Оказалось, яхта сидела на камнях в двухстах метрах от пологого берега, в устье неширокой реки. Невдалеке чернели на снегу домики норвежских рыбаков. Сбежались все жители поселка. Мореплавателей перевезли на берег, обогрели, накормили, а затем доставили в Тронхейм, находившийся примерно в тридцати милях. Туда же отбуксировали и то, что осталось от «Лебедя».

В Тоонхейме состоялся семейный совет. Что делать дальше? После долгих колебаний Кондратьев сказал старшему сыну: «Ты, Юрий, останешься здесь. Я договорюсь с датским капитаном, он возьмет тебя матросом. А кончится война — вернешься на родину».