Последний рейс катамарана Север

Лишний раз пришлось убедиться в том, как трудно держаться на курсе при сильном попутном ветре в крутую волну. Зевать нельзя, все время надо переводить взгляд с ориентира (или компаса) на парус и обратно. Когда катамаран становился серединой на одну волну, руль почти выходил из воды. В этой ситуации судно могло развернуться как волчок, а привести его обратно на курс стоило неимоверных трудов. Один раз я даже сломал румпель и чудом сумел довести катамаран до бухты Сенгилей. И в тот же день врезался в каменистый берег, так как шел слишком близко от него. А если, не дай бог, я отпускал парус, особенно стаксель, то он начинал биться так, что страшно было смотреть, не то что подойти, а шкоты намертво сплетались в тугой клубок, который нужно было сначала поймать, а потом распутывать полчаса, не меньше.

Со шлюзом повезло — я «въехал» в него без остановки, а мотор заводился (как ни странно) в обеих камерах. 200-километровый участок от Ульяновска до Куйбышева был пройден за четыре дня. Про наш мотор «ЛММ-6» можно рассказывать взахлеб и без конца, можно написать про него том, выпустить еще один, и все будет мало. Можно вспомнить, например, как давно заглохший мотор вдруг заводился и выручал нас, в самых сложных ситуациях. Но гораздо легче вспоминается, когда он останавливался в таких же ситуациях. Например, когда до места стоянки остается каких-то 200 метров, мотор внезапно, без объявления войны глохнет. В результате оказывается, что если предыдущие 15 километров мы прошли за какой-то час, то на оставшиеся 200 метров приходится тратить часа полтора-два.

Этот мотор мог вывести из равновесия самого добродушного человека, находящегося в самом радужном настроении. Он измывался над нами, как хотел. Он знал, что мы на него надеемся и вынуждал нас производить срочные капитальные ремонты в самых неподходящих местах. Наиболее частая из его проделок в последнее время — внезапно, без видимых причин сгибался вал. При этом он так бился о стенки дейдвудной трубы, что приходилось затыкать уши ватой и отходить подальше на нос. А останавливать его мы боялись, так как гарантии, что он заведется снова, у нас не было никакой. Я бы ничуть не удивился, если бы в один прекрасный день у него загнулась дейдвудная труба.

Когда мы (уже вдвоем) отчаливали из Куйбышева, я попросил одного товарища на берегу подержать катамаран «за хвост», пока заведется мотор; и точно помню, что мне пришлось дернуть за шнур ровно 52 раза, чтобы добиться успеха. И это еще мне повезло. Кончилось дело тем, что где-то у Сызрани мотор заглох раз и навсегда, не откликался ни на 52-п, ни на 104-й рывок и не поддавался пи на какие уговоры.

Как только закрою глаза, сейчас же передо мной встает инструкция на той странице, где написано: «Мотор не заводится, возможные причины». Эта страница самая замасленная. Перебираю все шесть пунктов с подпунктами и вижу, что по всем причинам он должен работать. Но не работает.

Дошло до того, что мы решили прорваться через Саратовский шлюз под парусом. Но диспетчер вовремя заметил нас и ловко захлопнул ворота перед самым нашим носом: катамаран с треском впился в разделительный бык между параллельными камерами. Оттуда его оттащил назад местный буксир, чтобы не засосало под ворота. Тут же мы договорились, что нас проведет на буксире баржа. Но и здесь не обошлось без приключений. Наш видавший виды трос дважды обрывался, и выходить из камеры нам удавалось не легче, чем попадать в нее. Это был 45-й и последний Шлюз в биографии катамарана.

Не буду описывать Жигули или другие всем известные достопримечательности. Но некоторые места упомянуть надо. Например, Переволоки. Не каждый знает, что перешеек там шириной всего лишь в два километра, а по воде его нужно огибать Самарской Лукой — около 150 км. Скоро тот начнет строиться Переволокская ГЭС.