По Белому морю на прогрессах

23 июля мы вышли с Соловков на Кемь, начав тем путь обратно домой. Это был прекрасный, спокойный переход. Солнце, пологая и гладкая волна, непередаваемо прозрачные, мягкие краски северного края. Слева на горизонте тянется цепь островов, похожих на спины мамонтов, купающихся в море; впереди виден карельский берег, затянутый голубовато-фиолетовой дымкой. А справа — открытое море и Полярный круг, до которого мы не дошли всего 100— 170 км. Была, правда, мечта «податься в полярники», но непогода отняла слишком много времени, да и моторы не стали надежнее. Поэтому-то мы и не пошли в Кандалакшу.

Без приключений дошли до Кеми, переночевали там и рано утром взяли курс па Беломорск. За время похода мы несколько отвыкли от цивилизации, поэтому завтрак в центре Кеми нас не прельщал, было решено накрыть стол где-нибудь на лоне природы. Так и случилось, что ярким радостным утром высадились мы на Большой Нокхалуде. Островок этот представляет собой громадную гранитную глыбу, сверху слегка замаскированную лишайником, мхом и морошкой. Никакой более основательной растительности не видно. Громадная глыба от старости растрескалась и развалилась на более мелкие. Мы поставили лодки у края абсолютно гладкой, размером с баскетбольную площадку, плиты.

Пока готовили еду, завтракали и отдыхали после завтрака, поднялся, как нам казалось с берега, небольшой ветерок. Но когда мы вышли из пашен бухточки и обогнули остров, попали в крепкие объятия двухметровых волн. Самая первая из них столь сурово тряхнула нас, что слетели колпак с мотора и пробка с бензобака. Одним словом, вскоре мы опять оказались в тон же бухточке. Познаем окружающий мир. Осматриваем уже хорошо изученный остров, собираем морошку, любуемся тюленем, который ведет наблюдения за нами. Успели и пообедать, а над головой все свистит ровный и сильный зюйд-вест, по-местному — шалоник. И в любой точке острова хорошо слышно, как грохочет прибой. Вместе с нами сидят у костра охотовед из Кеми, его жена и собака. Они пришли на карбасе за морошкой и тоже считают, что плыть нельзя — «больно брызжет». По их приметам, ветер вскоре должен зайти, тогда волна будет меньше.

Действительно, вечером ветер стал заходить к зюйд-осту и понемногу сбил волну. Беляков почти не было видно, когда мы снова отошли от острова. Сначала все шло нормально, но часа через полтора обстановка опять стала ухудшаться. Берег по курсу затянуло тяжелыми грозовыми тучами. Ветер свежеет, появились белые гребни, лодки сильно бьет и заливает. Мощным ударом на двухметровой волне выбило из подставки компас.

Тучи уже закрыли полнеба, потемнело, ветер загудел и, для полноты счастья, правый мотор начал работать с перебоями. Идти по курсу невозможно, поворачиваем по ветру к чуть виднеющемуся на горизонте карельскому берегу. Идем медленно, здорово качает. Стали появляться низкие каменистые отмели — луды. Издалека их не видно, обнаруживаем опасность только по ярко-белым бурунам, окаймляющими черные камни, и неприятному реву разъяренной воды. Так мы шли еще около полутора часов. Мотор то работал исправно, то кашлял на одном цилиндре. А вот когда мы в конце концов спрятались от большой волны в шхерах, он, почувствовав изменение ситуации, бодро взревел и потянул «как зверь». Команда приободрилась.

Оставалось только определиться. Но как это сделать? Удачи, как и беды, видимо, не приходят поодиночке: минут через двадцать мы просто наткнулись на пронумерованный буй шхерного фарватера.

Заночевали у какого-то безымянного островка: ткнулись в берег, разложили кое-как постели и моментально уснули — смертельно уставшие, мокрые и голодные.

Проспали часа два. Проснулись все одновременно, дрожа от холода. Очень захотелось как можно скорее попасть в обитаемые места, поэтому, не мешкая, двинулись в путь и в 6.00 утра пришли в Беломорск.

Эта тяжкая ночь запомнилась нам надолго. Все были очень довольны, что и мы сами и техника выдержали трудный экзамен. Лодки показали себя выносливыми, надежными.

До сих пор стоят перед глазами картины той ночи: белоснежные пенные гребни и два «Прогресса», неутомимо перелезающие с волны на волну, упрямо пробирающиеся среди «воды и ветра, ветра и воды».