Хождение к океану

Могучая Лена разливается среди островов на километры, и не удивительно, что здесь такая волна. Ветер дует против течения. И ветер штормовой. Течение затормозилось, остановилось, все вокруг гудит, будто посадили нас в бубен, по которому колотят беспорядочно и часто.

Лодка то проваливается куда-то между водяными горами, то взлетает в голубое небо. Как-то непривычно отсутствие второй нашей лодки. Ровно два месяца мы идем друг за другом, два месяца постоянно слышим рокот двух «Вихрей». Мы привыкли к нашим «дюралькам», верим в их остойчивость и прочность, убеждены, что у них нет недостатков. Широкие, с изящными острыми обводами носа, со стремительными стрелами булей, вытянутыми вдоль бортов, эти лодки были предметом зависти обитателей многих сибирских городов и сел. «Томич» и «Первопроходец», на бортах которых красуются надписи «Томск — Охотск», а на палубе нарисованы бородатые физиономии наших предков, достойны памяти тех, по чьим «следам» мы идем к Тихому океану.

«Первопроходец» скользит с очередной волны вниз, я уже машинально откидываюсь на самый край кормы, чтобы задрать нос, и в это время гул мотора срывается вдруг на высокий визгливый звук. (Так звенит большой лист стекла, если по нему царапать камнем). Происхождение этого звука, увы, хорошо известно: сорвана шпонка.

Лодка сразу начинает угрожающе раскачиваться с боку на бок, с кормы на нос, ее крутит и беспорядочно швыряет, как бумажный лист, пущенный по ветру...

Потоки воды перехлестывают через мотор. Волны только и ждут, когда, занявшись винтом, мы загрузим корму, а раздумывать некогда. Решаем закрепить поднятый из воды мотор капроновым шнуром, чтобы удобнее было работать. Я сажусь на переднюю скамейку лицом к корме, наматываю конец этого шнура на левую руку, в правую беру весло. Виктор склоняется над мотором. Сразу становится ясно, что долго возиться нельзя, вода вот-вот хлынет через транец.

Работаю веслом, пытаюсь найти наилучшее положение для лодки, но волны болтают нас безо всякой системы, поэтому удается далеко не многое...

— Прыгай на нос! — вдруг кричит Виктор, и кричит так, что я, даже не взглянув на него, перемахиваю через ветровое стекло. Так и есть — зачерпнули! Виктор в бешеном темпе вычерпывает воду, а я балансирую на скользком носу пляшущего «Первопроходца», стараясь приподнять корму.

— Веревку! — кричит Виктор и почему-то смеется. Хотя радость его понятна. Мы, пожалуй, побеждаем волну. Опять левой рукой держу шнур, правой — весло, опять Виктор склоняется над «Вихрем», и думаю я только о том, чтобы в этой сумятице он не уронил за борт плоскогубцы. Гребень пены перекатывается через мотор и через Виктора, он крутит головой, выплевывает воду, и вот уже, кажется, ставит на винт новую шпонку...

А это фото сделано уже в Охотске. Рыбаки поймали нам нерпу, как они сказали, — главную примету океана. После фото- и киносъемок, которые явно доставили ей удовольствие, нерпу пустили обратно в poдную стихию.

Словно понимая ответственность момента, «Вихрь» заводится мгновенно, но ревет, пуская синий дым. Это тоже плохо: явный признак, что бензин кончается — в шланг пошло масло, накопившееся на дне. Но, как бы то ни было, «Первопроходец» на ходу. Опять слалом на волнах, я изгибаюсь на корме, как французский мим, а лодку заливает. Но все это не страшно, лишь бы работал мотор.

Почти у самой цели он-таки глохнет. Мы уже видим выброшенный волнами на берег бакен, катера и самоходки, столпившиеся в узкой протоке, лодки, вытащенные далеко к прибрежным кустам, но бензина больше нет. Начинается поединок волн и весел...

Нас встречают встревоженные жители Батомая и вместо приветствия первым делом интересуются:

— Вы что, спятили? В такой шторм у нас даже танкера стоят...

Мы блаженно улыбаемся. Мы просто не знали, что это шторм.

Я смотрю на часы: все это заняло 93 минуты.